Для Израиля освобождение террористов было ударом. Голда Меир с нескрываемой горечью говорила:

— Похоже, в мире за решеткой уже не осталось ни одного террориста. Всех отпустили. Все капитулировали перед ними. Все, кроме нас.

Все сомнения, которые оставались у премьер-министра, исчезли. Впрочем, сомнения редко посещали Голду Меир. Она отличалась редкой способностью быть абсолютно уверенной в собственной правоте и внушать эту уверенность другим.

Эта уверенность основывалась на завидной работоспособности (в ее-то возрасте), умении мгновенно схватывать суть дела и принимать неожиданные решения и не бояться ответственности. Ее действия почти всегда соответствовали настроениям и чувствам израильтян. Они иногда иронически относились к Голде Меир, но не могли не признавать ее искренности и политического чутья.

Самые сложные вопросы она предпочитала обсуждать в неформальной обстановке. Став премьер-министром, она разрешила курить во время заседаний правительства, чтобы сделать их как можно менее казенными.

Вечером у себя дома она сама готовила ужин и охотно кормила гостей. Дом премьер-министра находился в Иерусалиме на бульваре Бен-Маймон. В просторной гостиной Голда Меир любила собирать ближний круг своих советников, угощала чаем или кофе и заставляла решать самые важные проблемы. Иногда посиделки затягивались далеко за полночь.

Трое были постоянными гостями Голды Меир — министр финансов Пинхас Сапир, основной советчик по экономическим и кадровым делам, министр без портфеля Исраэль Галили, специалист по международным вопросам, и министр юстиции Яков Шимшон Шапиро, знаток законов и поверенный многих ее тайн.

Исраэль Галили был ближайшим советником премьер-министра. Он не любил высоких постов и предпочитал оставаться в тени. Голда Меир больше всего ценила в нем отсутствие тщеславия, честность и верность принципам. Галили одним из первых, еще в пятидесятых годах, потребовал найти способы эффективной борьбы против террора, который казался тогда временным явлением.

Директором канцелярии премьер-министра был Симха Диниц, который начинал трудовую деятельность ночным сторожем в израильском посольстве в Вашингтоне, а потом работал с Голдой Меир еще в ее бытность министром иностранных дел. Он был надежным помощником, способным работать по двадцать часов в сутки. Но Голде Меир не хватало рядом человека, способного дать компетентный и неожиданный совет.

В ноябре 1972 года Симха Диниц отправился послом в Соединенные Штаты. А место рядом с Голдой Меир занял профессиональный дипломат Мордехай Газит, которого она ценила за блестящий ум.

Мордехай Газит, родившийся в Турции, в первую войну 1948 года был командиром роты в Хагане. После тяжелого ранения он служил в разведке, затем перешел в министерство иностранных дел. Он окончил Еврейский университет по специальности «археология Палестины» и первые дипломатические курсы при Еврейском агентстве. Газит получил назначение посланником в Вашингтоне, а в начале 70-х занял пост генерального директора министерства иностранных дел.

Его младший брат, Шломо Газит, служил в армии, был заместителем командира элитной бригады «Гола-ни». После шестидневной войны руководил военной администрацией на оккупированных территориях. Интеллигентный человек, Шломо Газит совсем не был похож на военного и нашел себя, став начальником военной разведки.

Зная «голубиные» взгляды руководителя своей канцелярии, Голда Меир посвящала Мордехая Газита не во всякий вопрос.

По военным делам Меир советовалась с недавно вышедшим в отставку генералом Хаимом Бар-Левом. В юности он собирался стать ветеринаром, но еврейскому государству понадобились солдаты. Он тридцать лет прослужил в армии обороны Израиля, пока не стал начальником генерального штаба. Он ввел в практику предупредительные акции авиации и спецназа против палестинских боевиков.

В конце 1971 года Бар-Лев вышел в отставку. Голда Меир предложила ему пост министра торговли и промышленности, но предпочитала обсуждать с ним военные дела. Дело в том, что она недолюбливала министра обороны Моше Даяна.

Он взялся за оружие, когда ему было четырнадцать лет, и стал самым юным бойцом еврейской самообороны.

Моше Даян лишился глаза во время Второй мировой войны — в ходе совместной операции с солдатами генерала де Голля из «Свободной Франции». Во время боя на реке Литани молодой Моше Даян, глядя в бинокль, искал огневые точки врага. Только он обнаружил место, откуда противник вел интенсивный автоматный огонь, как вражеская пуля попала прямо в бинокль.

Осколки линзы и металла впились ему в левый глаз. Он был ранен еще и в руку. В госпитале Даян спросил врача, что с ним будет.

— Две вещи я могу сказать точно, — ответил доктор. — Вы потеряли глаз, но жить будете. Что мне не ясно, это что происходит с вашей головой, потому что в ней много осколков.

Сначала Даян надеялся, что сможет скоро вернуться к армейской службе, но лечение затягивалось. Он вернулся в Иерусалим, где жил в доме родителей жены, которая была беременна, и каждый день ходил в глазную клинику. Осколки, засевшие в голове, стали причиной сильнейших головных болей. Пальцы пострадавшей руки были парализованы.

Даян вновь смог читать и даже обходился без очков. Он научился с одним глазом правильно определять дистанцию и водить машину. Для того чтобы вернуть себе способность ориентироваться в сумерках, он много ходил по ночам. Спотыкался о камни, падал, но постепенно научился не падать.

После войны Моше Даян по настоянию семьи поехал в Париж, чтобы сделать операцию. Хирург надеялся, что сложная операция по пересадке кости позволит Даяну носить искусственный глаз. Даян был готов на все, лишь бы избавиться от черной повязки, закрывавшей пустую левую глазницу.

Все обращали на нее внимание, и это было невыносимо. Даян предпочитал сидеть дома, только бы не видеть обращенных на него взглядов. Он мечтал ходить по улицам, сидеть в кафе или кино и не привлекать к себе внимание. Человеку, у которого есть два глаза, трудно понять, что значит быть объектом постоянных любопытных взглядов и перешептываний…

Но операция оказалась неудачной. Организм отверг пересаженную кость, у Даяна началось воспаление с высокой температурой. Месяц он пролежал в крохотной больничной палате. За ним ухаживали его жена и ее сестра. Как только удалось собрать деньги на билет, они улетели домой. Даян был обречен до конца своих дней носить черную повязку, пересекавшую лицо. Она была постоянным напоминанием о боевом прошлом и принесенных жертвах.

Он считал, что военная служба для него закончилась. Моше Даян еще не знал, что его ждет блестящая военная карьера, которой не повредят ни потерянный глаз, ни черная повязка.

Известный как умелый и храбрый военачальник, Даян по натуре был скрытным и замкнутым человеком. Его считали «одиноким волком», который почти не способен к откровенности.

— Я не презираю людей, — сказал однажды Моше Даян. — Они просто нагоняют на меня скуку.

Голда Меир понимала, что лучшего министра обороны она не найдет, но деликатные вопросы предпочитала обсуждать с более милыми ее сердцу людьми.

Рассказывают, что на следующий день после того, как немцы отпустили троих террористов, Голда Меир приказала Моссад и военной разведке найти палестинцев, участвовавших в убийстве израильских спортсменов:

— Я хочу, чтобы все организаторы и исполнители ответили за свое преступление. Отправьте наших мальчиков.

Не оставалось никакого иного пути наказать преступников, если все остальные страны их просто освобождали.

Имела ли премьер-министр право отдавать такие приказы?

Фактически с момента создания Израиля в стране существует режим чрезвычайного положения, потому что соседние арабские страны напали на еврейское государство в день его провозглашения. На протяжении десятилетий арабский мир находился в состоянии войны с Израилем, соседи не признавали еврейское государство и пытались его уничтожить.

Режим чрезвычайного положения продлевается каждый год решением кнессета. Этот режим не отменяет основных политических прав и свобод, Израиль — единственное демократическое государство на Ближнем Востоке. Но правительство наделено всей полнотой прав в сфере безопасности, поэтому премьер-министр страны может отдать приказ армии и спецслужбам уничтожить террористов.